Любой незаинтересованный наблюдатель согласится, что будущие «символы нации» при жизни были обычными маргиналами. Занудный галицкий графоман Иван Франко, который «больше мужчин любил в своей жизни, чем женщин знал». Мамина дочка Леся Украинка, разрывающаяся между обострениями туберкулеза и литературно-лесбийскими страстями. Редактор третьестепенного журнальчика Симон Петлюра. Хитренький «ученый» Михаил Грушевский, мечтающий о должности профессора русской истории в Киеве, а вынужденный довольствоваться кафедрой непонятно чего во Львове. Никто не воспринимал их всерьез и не мучил их «творчим доробком» детишек в школе. Подавляющее большинство людей даже не догадывались о существовании этих вредных субъектов. И не только в Берлине или Париже, где их и сегодня не знают, но и в Киеве или Одессе. Что же должно было случиться, чтобы все эти комики, подобно грызунам, проникли в массовое сознание «пересічного українця», которого еще следовало создать?
А случиться должна была КАТАСТРОФА — крушение старого мира, гибель богов. Одним словом, Первая мировая война, которую никто еще не называл первой, когда она началась. Думали, будет последняя. И, главное, быстрая и победоносная! Причем, ошибались так буквально все.
Россия вступила в эту войну 1 августа 1914 года. Шли «спасать» маленькую Сербию от большой Австрии. Но скоро уже никто не хотел думать, кто прав — такое безобразие получилось.
Даже поверхностно знакомый с историей человек скажет, что Первая мировая разразилась после того, как в Сараево сербский террорист Гаврила Принцип застрелил из браунинга наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. Австрия выдвинула Сербии ультиматум. Белград его принял, за исключением одного пункта, требовавшего допустить австрийских криминалистов к расследованию этого преступления на территорию самой Сербии. Не удовлетворенная сербским ответом Вена двинулась в поход на Белград.
Русские вступились за сербского «братика» и объявили полную мобилизацию. Германия, связанная союзом с Австро-Венгрией, попросила эту мобилизацию отменить, а когда Николай ІІ отказался, объявила ему войну, несмотря на то, что германский кайзер и русский царь ласково называли друг друга «Вилли» и «Ники». Франция, имевшая союзный договор с Петербургом, тут же объявила войну Германии. А через несколько дней к драке подключилась еще и Великобритания, крайне удивив этим немцев, которые были готовы драться со всеми, кроме англичан, даже не имевших с ними сухопутных границ. В результате через неделю все в Европе дрались со всеми, чтобы мы имели теперь удовольствие читать такие замечательные книжки, как «На Западном фронте без перемен» Ремарка, «Марш Радецкого» Йозефа Рота и «Похождения бравого солдата Швейка» Гашека.
К сожалению, прочесть их никогда не смогут те десять миллионов солдат, угробленных за четыре года войны, которую сначала называли просто Великой, а потом, когда в 1939 году началась ее «вторая серия», — Первой мировой. Они пошли «на удобрение» новой европейской цивилизации, предпочитающей теперь выяснять отношения внутри себя без помощи оружия. Из них, по меткому выражению того же уроженца города Броды (ныне Львовская область) Йозефа Рота, «выросла кукуруза в Галиции», где происходили особенно жестокие бои. Но до сих пор стоит вопрос: неужели эти десять миллионов людей (причем, в основном молодых!) погибли из-за какого-то пожилого австрийского принца и юного сербского дурака?
В какой-то мере это правда, как ни анекдотично звучит подобная версия. Но были еще и куда более глубокие причины. Покойный Фридрих Энгельс — один из основоположников марксизма (жаль, что его теперь не цитируют, как раньше цитировали кстати и некстати) — предсказал Первую мировую еще в 80-е годы XIX века. «Для Пруссии — Германии, — писал тогда он, — невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размаха, невиданной силы. От 8 до 10 миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи… голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс… безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством. Крах старых государств и их рутинной государственной мудрости; крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовой… Такова перспектива, если доведенная до крайности система взаимной конкуренции в военных вооружениях принесет, наконец, свои неизбежные плоды».
Ленин — еще один марксист, которому нынче в Киеве умеют только отбивать нос малообразованные юнцы, представляющие собой пародию на сараевского террориста Гаврилу, прочитав это предсказание, восхитился. «Какое гениальное пророчество!» — написал он. И добавил, что многое из предсказанного Энгельсом «идет, как по писаному». Статья его по этому поводу так и называется — «Пророческие слова». Не глуп был, оказывается, Ильич. И не во всем неправ. Как и его товарищи по партии.
Сам Ленин, кстати, тоже чуть не стал жертвой империалистической бойни. Перед войной он жил в политической эмиграции в Кракове — на территории тогдашней Австро-Венгрии. С началом войны его как «верноподданного» Николая Второго арестовали с целью выяснения, не является ли г-н Ульянов русским шпионом? Имеется рассказ одного австрийского солдата — русина из Галичины, как он конвоировал в нужник какого-то маленького лысого человека с бородкой, и как тот долго не открывал дверь, и галичанин подумал, что лысый дернул через туалет на волю. Конвоир уже собрался, было, стрелять… Но тут из-за дощатой двери появилась довольная рожа облегчившегося будущего вождя мирового пролетариата — справив нужду, тот дожидался, строго по Энгельсу, того момента, когда «короны дюжинами будут валяться по мостовой».
Конвоир не выстрелил. Ленин уехал в Швейцарию. Так из незначительных эпизодов и плетется мировая история.
Занятно, что к возникновению Первой мировой войны причастно тотемное украинское животное — свинья. Оно-то и подложило свинью мировой истории. В сараевском убийстве, кроме сербской террористической организации «Черная рука», направлявшей Принципа, некоторую роль сыграли еще и самые обыкновенные поросята. Их ввоз из Сербии на территорию Австро-Венгерской империи запретил незадолго до смерти несчастный Франц Фердинанд.
Сербия была страна сельскохозяйственная, с чрезвычайно ограниченным экономическим бюджетом. Поэтому все внутриполитические проблемы в ней решались крайне жестоко. Патриоты из двух соперничавших королевских кланов — Обреновичей и Карагеоргиевичей дорываясь до государственного корыта, сводили счеты друг с другом без пощады, уничтожая своих политических конкурентов. Они боролись за право контроля над свиноводческой отраслью. Ведь единственной существенной статьей сербского экспорта был вывоз… свинины, которую очень любили поедать австрийцы, венгры и чехи, входившие в состав Австро-Венгрии.
Вырученные за счет продажи свинины деньги сербы тут же вкладывали в приобретение оружия. Им тоже хотелось быть великой державой! Хотя бы в пределах Балкан. Оружие Белград обычно покупал у той же Австро-Венгрии — на частных заводах «Шкода», расположенных в Чехии. А одним из крупнейших акционеров этого предприятия был все тот же эрцгерцог Франц Фердинанд. Он вообще больше всего любил Чехию и жил там в своем замке Конопиште вместе с обожаемой супругой — чешской графиней Хотек. Конопиште — это самый центр Чехии. Замок прекрасно сохранился. Туристы и сегодня могут посмотреть, в какой пошлой роскоши проводил свои дни и ночи Франц Фердинанд.
Но незадолго до Первой мировой вредные сербы решили сменить поставщика вооружений. Вместо «Шкоды» они разместили свои заказы во французском концерне «Шнейдер-Крезо». Понесший существенные убытки эрцгерцог пришел в ярость. Как пишет в книге «Моя Россия» Питер Устинов — американский писатель русского происхождения: «Он отомстил, нанеся Сербии самый чувствительный удар: запретил вывоз свиней из Сербии в Австрию. Все эти события, связанные с покупкой Сербией оружия у Франции, запретом на ввоз свиней в Австрию из Сербии, а также раздражение самого Франца Фердинанда и создали атмосферу, в которой стало возможным убийство этого австрийского эрцгерцога».
Сегодня все боятся арабских террористов. А в начале прошлого века самыми страшными были сербские. Эти мрачные, но горячие ребята умудрились создать целый террористический режим на юге Европы.
Обстановка в мире отличалась нервозностью. Кроме классиков марксизма, ее замечательно характеризовали еще и некоторые консерваторы. Например, канцлер Германской империи Бисмарк, беседуя с русским послом, высказал мнение, что «великие державы похожи на путешественников, не знакомых друг с другом и случайно очутившихся в одном вагоне. Они наблюдают друг за другом и, когда один из них сует руку в карман, то сосед готовит свой револьвер, чтобы иметь возможность выстрелить первым». Это было сказано еще в 1879 году. Но к 1914-му положение только ухудшилось. Во главе трех главных европейских государств — Германии, России и Австро-Венгрии — стояли наследственные монархи. Каждый из них должен был носить личину «отца народа», но относился к подданным не как к живым людям, а как к игрушечным солдатикам, которыми можно по-детски играть.
Кроме того, в Европе существовало мелкое вредное государство — Сербия. Оно очень хотело поживиться кусочком австро-венгерской территории и мечтало втравить в драку ради этого «старшего брата» — Россию. Во главе Сербии стояли самые настоящие разбойники. А наиболее колоритным из этих свинокрадов был полковник Драгутин Димитриевич по кличке Апис.
Сербия обладала глубокими национальными традициями политического терроризма. На протяжении всего XIX ст. две королевские династии — Карагеоргиевичи и Обреновичи — только то и делали, что последовательно отстреливали друг друга, сменяясь на престоле. Когда в 1903 году сторонники Карагеоргиевичей из тайной организации «Черная рука» пристрелили короля Александра Обреновича прямо с женой в его дворце и выбросили их трупы в окно, убивать внутри страны стало больше некого, и террор решили экспортировать за границу, как свинину.
Полковник Драгутин Димитриевич буквально опутал весь государственный аппарат своими соратниками из «Черной руки». Членом этого тайного общества был даже новый наследник сербского престола королевич Александр. В 1908 году Австро-Венгрия заявила об аннексии Боснии и Герцеговины, которой управляла по международному мандату уже почти 40 лет. Димитриевич-Апис обиделся и решил шлепнуть кого-нибудь из австрийских принцев. Больше всего на эту роль, на его взгляд, подходил славянофил Франц Фердинанд.
«Убили, значит, Фердинанда-то нашего… того, что жил в Конопиште, того толстого, набожного», — это классическая фраза, которой начинается «Бравый солдат Швейк». По большому счету, ничего больше о наследнике австрийского престола у нас не знают. Между тем, Франц Фердинанд не был толстым, как полагала служанка Швейка пани Мюллерова, и не выделялся какой-то особенной набожностью. На момент смерти он уже разменял седьмой десяток. Франц Фердинанд приходился племянником императору Францу-Иосифу — старейшему монарху Европы, правившему дольше, чем Франц Фердинанд жил на свете — с 1848 года. Австро-Венгрия так привыкла к стабильности при этом императоре, что ее чиновники не хотели никаких перемен. Все и так было хорошо. Промышленность быстро развивалась — особенно в Чехии. Культурные права малых национальностей обеспечивались лучше, чем в любой другой стране тогдашнего мира. Правда, хотя Австро-Венгрию населяло 14 этносов, официально страна делилась на две части — Австрийскую империю и Венгерское королевство. Все остальные герцогства и королевства, входившие в страну, не имели фактической автономии.
Но наследник престола считал, что наступает время реформ. Он не любил венгров и испытывал особые симпатии к чехам, учитывая, что каждый вечер залезал в постель к представительнице именно этой нации — своей супруге. Славянофил-эрцгерцог хотел превратить двуединую монархию в триединую и выделить Чехию в отдельный полноправный субъект страны. Другим ее частям — Хорватии, Боснии, где находилось Сараево, Галиции он тоже собирался добавить прав. Это затрагивало интересы Венгрии, но Франц Фердинанд не мучился сомнениями. Венгерский язык он считал тарабарским, несколько раз пытался его выучить, страшно злился и признавался министру иностранных дел графу Чернину: «Они мне антипатичны хотя бы просто из-за языка».
Как человек Франц Фердинанд отличался резкостью, грубоватостью и страстно любил охоту. За свою жизнь он подстрелил больше тысячи оленей. При этом наследник страшно злился, если кто-то топтал его цветы в парке Конопиште, где он знал каждое растение и увлекался садоводством. Существовало пророчество, что Франц Фердинанд станет причиной большой войны, над которым эрцгерцог посмеивался. Несмотря на свою брутальность, он был достаточно добрым человеком и не хотел большого кровопролития, подозревая, что империя его не переживет. Однажды он сказал: «Я никогда не поведу войну против России. Я пожертвую всем, чтобы этого избежать, потому что война между Австрией и Россией закончилась бы или свержением Романовых, или свержением Габсбургов, или, может быть, свержением обеих династий… Война с Россией означала бы наш конец. Если мы предпримем что-нибудь против Сербии, Россия встанет на ее сторону, и тогда мы должны будем воевать с русскими».
А начальнику австрийского генштаба Конраду фон Гетцендорфу, который мечтал о военной славе, наследник престола заявил, что войны с Россией нужно избегать, так как от нее выиграет только Франция и французские масоны-антимонархисты, «которые стремятся вызвать революцию, чтобы свергнуть монархов с их тронов».
Тем не менее, своими реформаторскими планами наследник мешал всем: австрийским милитаристам — развязать войну, венгерским националистам сохранить контроль над Хорватией и Словакией, сербским националистам — присоединить Боснию и Герцеговину, славянофилам — усилить русское влияние в Европе и добиться разделения Австро-Венгрии на мелкие славянские государства. В убийстве эрцгерцога было слишком много заинтересованных. До конца истоки этого теракта не распутаны до сих пор.
В результате летом 1914 года все в Европе только делали вид, что озабочены внезапной смертью Франца Фердинанда. В тайне Европа страшно хотела повоевать. Она была готова ухватиться за первый попавшийся повод, чтобы расчехлить пушки. Так Франц Фердинанд стал первой жертвой мировой войны. Хотя русским офицерам было очень сложно объяснять своим солдатам, почему те должны умирать из-за какого-то «эрц-герц-перца», титул которого простой мужик из-под Тамбова или Полтавы не мог даже выговорить.
Но ни одно «доброе» дело не остается безнаказанным. Сербия оказалась среди победителей в Первой мировой, превратилась в Югославию и в политическом отношении заняла на Балканах место покойной Австро-Венгрии, присоединив к себе Хорватию и Боснию. Но она тут же столкнулась с теми же проблемами, что и распавшаяся Австро-Венгрия. Раньше сербы охотились на австрийских принцев. Теперь — собственные сепаратисты стали отстреливать сербских правителей. Правда кровавый Апис — полковник Димитриевич — до этого не дожил. Он был расстрелян по приказу члена собственной организации «Черная рука» королевича Александра Карагеоргиевича в 1917 году. Естественно, по обвинению в государственной измене. Реабилитировали Аписа только в социалистической Югославии при маршале Тито.
А сам Александр стал королем Югославии и был убит в Марселе в 1934 г. хорватскими террористами — точь-в-точь, как Франц Фердинанд, которого убили по его приказу. Александр, как и эрцгерцог, был подстрелен во время прогулки в открытом автомобиле. Думается, ему было о чем поговорить с покойным Францем Фердинандом, когда они встретились на небесах.
Однако все это будет потом. А пока Европа просто вступила в кучу дерьма, на котором ей было суждено поскользнуться — в Первую мировую войну.
