Официальная коммунистическая пропаганда объективно показывала ужасную картину гитлеровского нашествия, армию насильников, грабителей — это с одной стороны. С другой стороны, немецкий солдат показывался в резко выраженых его личностных качествах. Во многих фильмах, спектаклях, интермедиях солдаты и командиры противника показывались тупыми, трусливыми вояками. Это было далеко не так.
На одном из совещаний, с участием Сталина, обсуждался вопрос о бессмысленности сопротивления немцев. Большинство из присутствующих считали, что очевидное поражение должно отрезвить немцев. Участник этого совещания Громыко вспоминал:
«Сталин внимательно всех выслушал, а потом, как будто подводя итог услышанного по этому вопросу, сказал сам:
— Все это так. Я согласен с вами. Но в то же время нельзя не отметить одно характерное для немцев качество, которое они уже не раз демонстрировали в войнах, — упорство, стойкость немецкого солдата. Тут же он высказал и такую мысль:
— История говорит о том, что самый стойкий солдат — это русский; на втором месте по стойкости находятся немцы; на третьем месте…, — несколько секунд он помолчал и добавил: — …поляки, польские солдаты, да, поляки».
Этот эпизод свидетельствует о широком мышлении Сталина как полководца. Он дал объективную характеристику солдату противника во время сражений в историческом плане, оставив эмоции в стороне. В беседе с писателем Виктором Некрасовым он называет белых офицеров, (бывших врагов — В.С.) «настоящие офицеры», «молодцы», дескать воевали они храбро, умело. Известный фильм «Чапаев». Сталину понравился эпизод психической атаки, где каппелевцы, чеканя шаг, хладнокровно идут на красноармейские пулеметы. Но его возмутила сцена, где белогвардейцы, падая от убийственного огня, смешно подпрыгивали, кувыркались… Эту юморную сцену Сталин посоветовал убрать.
— Мужество нельзя осмеивать, — сказал он.
— Но это белогвардейцы! — попытались возразить ему.
— Ну и что?! Пусть наши офицеры, когда надо, решительно пойдут на смерть, зная, что их мужество оценят и свои, и противник!
Сталин прекрасно знал военную мировую историю и, вне сомнения, ему было известно как оценивали противника Наполеон, Брусилов и другие известные полководцы прошлых времен. Но это не значило, что он подражал им, — в этом нужды не было. Наоборот — до сих пор подражают ему. Жаль, неумело.
Неизвестно — сравнивали ли участники того разговора солдат других армий мира, между тем воспоминания Громыко относятся к событиям начала 1945 года. Не исключено, что этот эпизод возник под впечатлением немецкого контрнаступления в районе Арденн. Немцы буквально разгромили англичан и американцев, хотя те имели превосходство в пехоте — в 3 раза, по танкам, артиллерии и авиации — во много раз. Черчилль в отчаянии завопил о помощи. Сталин был великодушен. Он отдал приказ о наступлении Красной Армии ранее намеченного срока. Катастрофа была предотвращена. Нетрудно представить как оценивали своих союзников красные генералы: видимо иронично и открыто насмешливо. Союзники всем были обеспечены — вооружением, экипировкой, питанием. Но чтобы победить этого мало, надо иметь лютую ненависть к врагу и великую, священную любовь к своей Родине.
Но почему Сталин отнес поляков к числу самых стойких? Это его мнение тоже было под впечатлением свежих событий. Польское зарубежное правительство без согласования с командованием Красной Армией подняло восстание в Варшаве. Оно решило и без Сталина легко взять власть в свои руки. Но господа немцы не были с этим согласны. Несмотря на изумительный героизм поляков восстание было подавлено. Погибли десятки тысяч повстанцев. Сегодня, даже не польские средства массовой информации, а почему-то украинские гвоздят Сталина, обвиняя его в этой трагедии. Но при чем здесь Сталин? Кто-то втянул поляков в эту кровавую авантюру, а Сталин должен был расплачиваться жизнями десятков тысяч русских солдат? Возникает еще один закономерный вопрос: а почему Сталин помог Черчиллю и Рузвельту, а полякам нет? А потому, что на момент обращения англичан и американцев, Красная армия и без того была готова наступать. И ждали только приказа Сталина.
В.Ф. Седых