Майдан по-французски — 2

французски
0.00 avg. rating (0% score) - 0 votes

В XVII в. Франция оказалась на грани распада из-за игры в «демократию».

Париж середины XVII столетия не любил своих королей. Короли отвечали ему взаимностью. Малолетний Людовик XIV, от имени которого правили Анна Австрийская и Мазарини, был только третьим правителем Франции из династии Бурбонов. Их род происходил с юга — из королевства Наварры. Это отдельное маленькое государство в предгорье Пиренеев находилось с Францией в отношениях вассалитета.

Майдан по-французски — 2

Унизительный финал. Главный фрондер принц Конде не подозревал, что пойдет на поклон к Людовику XIV, когда тот вырастет в Короля-Солнце. А пришлось склонить голову…

Как известно, дедушка Людовика Генрих IV «купил» свою корону знаменитой фразой: «Париж стоит мессы». Предыдущая династия пресеклась. Занять трон мог только католик, и протестант Генрих — веселый грубый южанин, пахнущий чесноком и очередной девкой, которую он валял на соломе в своем «региональном» королевстве, легко отказался от религии отцов ради скипетра и короны Франции.

Майдан по-французски — 22

Малыш Людовик XIV натерпелся страху от французских олигархов, мечтавших урезать его полномочия.

Во времена Фронды эту историю хорошо помнили. Парижане считали Бурбонов выскочками, приспособленцами и нахалами, мечтающими загрести все под себя. А короли стремились жить не в Лувре, а на природе — подальше от своей столицы, постоянно кипевшей возмущениями и баррикадами.

Папа Людовика XIV, правивший под счастливым номером «13», все свободное время проводил на охоте, переезжая из одного королевского замка под Парижем в другой. Он был мастер на все руки, замечательно делал ключи и отмычки, с помощью которых залезал в чужие сейфы, а однажды, когда у его кареты сломалась ось, лично починил ее, лишь бы не возвращаться в Париж, где ремесленники его недолюбливали и заламывали королю тройную цену. Людовик XIV, когда закончится Фронда, вообще построит Версаль — собственную Конча-Заспу и Межигорье одновременно, а в столицу будет приезжать только изредка для участия в самых важных церемониях. Даже иностранных послов этот король станет принимать в Версале, по сути — на «даче».

ОЛИГАРХИ «ЗА НАРОД»? Но осенью 1648 года до этого было еще очень далеко. Чтобы заслужить право прохлаждаться в персональном «межигорье», следовало победить оппозицию, перегородившую Париж баррикадами вдоль и поперек. Сен-Жерменское соглашение по форме означало полную сдачу королевской власти перед бунтовщиками. Но, по сути, ни гордая испанка Анна Австрийская, ни ее любовник — предприимчивый итальянец Мазарини, правившие от имени пацаненка Людовика XIV, не собирались уступать ни пяди и рассчитывали вернуть все, что потеряли.

Французские олигархи — те самые принцы крови, слегка прижатые королевской «семьей» — тоже гнули свои козыри. Народное движение в Париже, подогретое денежками испанского посольства, их несказанно обрадовало. На словах эти проходимцы стали на сторону «восставшего народа», как тут же назвали безобразный бунт с выливанием жидких экскрементов на головы королевским гвардейцам, а на деле вступили в тайные переговоры с правительством, стремясь выторговать себе самые вкусные куски государственного пирога.

Самым предприимчивым «олигархом» среди оппозиционеров был принц Конде — молодой богач, считавший, что главное в жизни — это конфеты. Он трескал их буквально пригоршнями, а заодно любил бывать в гуще событий и давать различные сражения. Причем не без успеха. Королева тут же перекупила его и фактически сделала первым министром.

На некоторое время это охладило страсти. 15 марта 1649 года парламент пришел к соглашению с королевским двором. Парижане разобрали баррикады. Коалиционное правительство, во главе которого стояли теперь Мазарини (от короля и его матери-регентши) и Конде (как бы «от народа») приступило к работе.

Восстановили деятельность и коммунальные службы. Накопленные за месяцы восстания стратегические запасы дерьма, переломившие ход французской истории, вывезли в дубовых бочках на загородние свалки. Они буквально окружали столицу прекрасной Франции со всех сторон. А вместо этого водовозы в других бочках — чистеньких — стали поставлять в Париж родниковую воду, чтобы парижане не хлебали ее прямо из Сены, ежеминутно рискуя подцепить желтуху и дизентерию.

ВЕЛИКИЙ КОНФЕТОФИЛ. Однако между Конде и Мазарини сразу же вспыхнул производственный конфликт двух «гениальных» управленцев — старого и молодого. Официально вроде бы по принципиальным вопросам государственного значения, а в реальности — за деньги. Парни никак не могли поделить бюджет.

Мазарини стремился сохранить финансирование королевским гвардейцам, представлявшим единственную реальную опору власти. А Конде требовал побольше раздавать народу различных «конфет», стремясь повысить собственную популярность. Но это только на словах! На деле же хитрый конфетный принц греб все себе. Причем все нарастающими темпами.

Майдан по-французски — 23

Министры-соперники. «Великий» Конде и «великий» Мазарини не помещались в одном маленьком Кабмине.

Одни «политологи» (эти приятные люди, комментирующие все, были уже тогда) шептали на ушко королеве, что Конде хочет остаться единственным премьер-министром, а другие шли в своих прогнозах еще дальше. По их словам, выходило, что Конде собирается прикончить маленького Людовика XIV и его младшего братца — безобидного карапуза герцога Анжуйского — и сам собирается взобраться на королевский трон! Ведь династия Бурбонов была совсем молода и еще, как говорится, не «усиделась», а у Конде тоже имелись какие-то права на кресло монарха в государстве, где половина жителей говорила слово «да» как «ойль», а другая половина — как «ок», и при этом совершенно не понимали друг друга.

Майдан по-французски — 24

Герцогиня де Шеврез играла во Фронде роль Юлии Тимошенко. Все нити интриг вели к ее сексапильной личности.

Неожиданно нашлись приверженцы у обижаемого всеми Мазарини — этот премьер-министр владел официальным французским в той же степени, что и наш Азаров государственным украинским, зато был опытным хозяйственником. И скажем прямо, неплохим человеком. Мазаринофилы открылись даже в рядах оппозиции! Ведь жадный Конде с ними не делился!

К примеру, невероятно оппозиционный (просто до одури!) молодой мордобоец герцог Ларошфуко неожиданно признался г-же де Шеврез, игравшей в политической системе Франции ту же роль, что в нашей — г-жа Тимошенко (при всех режимах ее то изгоняли за пределы страны, то сажали в тюрьму, а покойный кардинал Ришелье вообще падал в обморок, когда слышал ее имя!), что Азаров, извините, Мазарини — незаслуженно обижен и мог бы еще послужить Франции. Ведь именно под него дают иностранные кредиты.

МЫ НЕ ЦЕНИЛИ МАЗАРИНИ! В мемуарах Ларошфуко есть соответствующая запись его беседы с г-жой де Шеврез, собиравшейся выбраться из очередного «изгнания»: «Я изобразил ей, насколько мог точно, положение дел: рассказал об отношении королевы к кардиналу Мазарини и к ней самой; я предупредил, что нельзя судить о дворе по ее давним знакомым, и неудивительно, если она обнаружит в нем множество перемен; посоветовал ей руководствоваться вкусами королевы, поскольку та их не станет менять, и указал, что Кардинала не обвиняют ни в каком преступлении, и что он не причастен к насилиям кардинала Ришелье; что, пожалуй, лишь он один сведущ в иностранных делах; что у него нет родни во Франции и что он слишком хороший придворный. Я также добавил, что не так-то просто найти людей, настолько известных своими способностями и честностью, чтобы можно было отдать им предпочтение перед кардиналом Мазарини. Г-жа де Шеврез заявила, что будет неуклонно следовать моим советам. Она прибыла ко двору в этой решимости».

Конде поднял хвост не только на Мазарини, но и на королеву. И тут же получил по шапке — точнее, по шляпе с красивым страусиным пером. Его выгнали в отставку, а потом заключили в тюрьму.

Все остальные принцы крови, не мешкая, выступили в защиту «несчастного» любителя конфет. Вместо парламентской Фронды парижан вспыхнула ее вторая серия — так называемая Фронда принцев. Вот тут уж резались жестоко!

У каждого из принцев было по собственной армии из отморозков, мотивированных как идеологически (только мы правы, а на остальных плевать!), так и деньгами, щедро выделяемыми Испанией на дезинтеграцию буйного Французского королевства. Все словно впали в помешательство. Дороги наполнили шайки бродячих солдат. Таверны брали штурмом. Винные лавки и погреба захватывали вместо крепостей. Девиц насиловали. Старух и стариков убивали для развлечения. За детьми охотились педофилы. За беззащитными красавицами — маньяки, наподобие того, что описан в романе Зюскинда «Парфюмер». Никто в мире не узнавал французов. Пусть у них и была плохая репутация полудикарей, готовых убивать друг друга по любому поводу, но такой дикости от жителей «несуществующего» государства никто не ожидал. И все это называлось веселым словом Фронда — Игра в пращу!

Начались события, с трудом поддающиеся описанию. Королева выпустила из тюрьмы Конде. Тот вместо благодарности тут же кинулся в драку, спеша побыстрее окровавить шпагу. Оппозиция и власть давали настоящие полевые сражения под грохот пушек и шелест развевающихся знамен. Баталии начинались красиво, по всем правилам «войны кружев», но трупы никто не хотел убирать — все, что не успевали съесть собаки, разлагалось на солнцепеке, так что даже маньяки-парфюмеры временно прекращали злодействовать и разбегались во все стороны, зажав носы.

Майдан по-французски — 25

Битва за Париж. Игра «в пращу» пошла нешуточная — дырявили друг другу головы из пистолетов нещадно.

МАЙДАН НА ТРИ ГОДА! В таких опасных для жизни развлечениях Франция провела ни много ни мало — целых три года! Парламент принял решение, что иностранцы не имеют права занимать государственные посты. Кардинал Мазарини то бегал из страны, то снова возвращался. Иностранные банки потребовали вернуть кредиты. Экономическая жизнь замерла. Экспорт прекратился. Импорт тоже. Традиционная французская кухня лишилась всех самых важных своих ингредиентов. Было выпито все вино из погребов и проедены все запасы зерна. Даже улитки и лягушки куда-то исчезли (если честно, их просто съели до последней), а мыши вешались с голодухи в пустых амбарах. Не осталось даже лука для лукового супа. Холодная рука Голодомора взяла за брюхо «маленького француза». Мысль подсказывала: «Пора мириться!». Самолюбие шептало: «Не уступай! Герой должен стоять до смерти! Как Жанна д’Арк!».

От всего происходящего выигрывали только испанцы. Все деньги, выданные оппозиции на «революцию», все равно возвращались в Мадрид, так как «оппозиционеры» покупали на них оружие — все у той же Испании. Ведь во Франции прекратился даже выпуск мушкетерских шпаг. Кузнецы разбежались, а добыча руды остановилась из-за перманентной гражданской войны всех против всех.

А ВСЕМ ВЫЖИВШИМ — АМНИСТИЯ. И тут словно благодать снизошла на покинутое Богом королевство. Кто-то в Париже, где все и началось, бросил клич: «Хватит!». Враждующие стороны пошли на взаимные уступки. Королева в очередной раз уволила Мазарини. Парламент отправил в отставку нескольких самых оголтелых депутатов, не желавших успокаиваться. На принца Конде просто плюнули, посоветовав ему отправиться в родовой замок — попросту говоря, в деревню, из которой он был родом, и там заняться более мирным делом — например, кормить гусей. Люди, еще вчера готовые отдавать жизнь за «великого Конде» (под такой кличкой он фигурирует в истории) теперь даже понять не могли, зачем они так кипятились из-за такого незначительного человека.

Конде не желал сдаваться. Но несколько крепостей, еще находившихся под его контролем, капитулировали перед королевскими войсками, как только у оппозиции закончилось для них жалованье — ведь и казна Испании не была безгранична.

Единственным плюсом оказалось только то, что жители разных частей Франции в результате междоусобицы чуть лучше познакомились друг с другом и поняли, что худой мир все-таки лучше доброй Фронды. Хотя бы тем, что во время мира убийство считается преступлением, а во время Фронды — подвигом. Бургундцы, провансальцы, пикардийцы, гасконцы и даже заносчивые парижане с их неистребимым столичным комплексом стали впервые осознавать себя частью одного народа. Пусть и очень не похожего на самого себя в разных областях большой страны.

Чтобы не разжигать страсти, королевское правительство проявило небывалое до того милосердие. Никаких казней, как во времена Ришелье. Всеобщая АМНИСТИЯ для всех главарей и участников восстания. Старики, помнившие, как было с этим во времена Религиозных войн, даже всплакнули от умиления. Через двести лет трагедия, пережитая Францией, уже казалась просто смешной. Фронда, мол, что с нее взять… Несерьезное что-то. А Дюма даже написал свои «Двадцать лет спустя», сделав жутковатую, если без шуток, эпоху веселым фончиком для продолжения приключений «Трех мушкетеров». И снял, как обычно, кассу. Ну, могло ли прийти фрондерам в голову, что они режут соплеменников ради коммерческого успеха романов какого-то бойкого «негра» (в реальности — квартерона), чья бабушка была родом с далеких Антильских островов?

Бузина О.А.

0.00 avg. rating (0% score) - 0 votes

Related posts