Вне сомнения, 1942 год был смертельным для страны. Гитлер понимал, что если в этом году он не одолеет Сталина, то перспективы у него не будет. И он бросил на Восточный фронт все свои силы. Гитлеровские генералы быстро маневрировали войсками, пытаясь прорвать оборону Красной Армии. Летом разгорелись бои на Волховском фронте. Фюрер поставил задачу перерезать «дорогу жизни» к Ленинграду. Сталин опасался за Волховский фронт, принимал все меры по срыву немецкого наступления и порой доходил до мелочей. Плохо? Но на войне мелочей не было, иногда такая «мелочь» оборачивалась огромным победным фактором или поражением. «В этой войне, — рассказывал генерал армии Батов П. И., — многое значил авторитет Сталина, его имя без преувеличения вдохновляло в битвах наших бойцов, офицеров и генералов. Он это прекрасно знал и в трудную минуту сражений мог позвонить даже к командиру дивизии…» В тот момент меня как будто пружиной подбросило. С детства я помнил рассказ двоюродного брата Михаила.
Ни у одного моего родственника не было столько боевых наград как у Михаила. На передовой боевые ордена зря не давали. В той проклятой войне, он получил несколько тяжелых ран. Но и одной такой раны за глаза хватило бы отдать богу душу, а он еще восемь, лет протянул, до конца цеплялся за жизнь. Будучи лейтенантом — разведчиком, Михаил получил последнее тяжелое ранение уже на территории Германии. Я всегда испытывал дрожь восторга своим братом — он для меня многое значил. Помню, сколько стоило ему физических усилий, чтобы направить меня в Суворовское училище, начальником которого был его фронтовой командир дивизии. В «Суворовское» принимали круглых сирот и детей погибших в войне офицеров — я подходил по всем статьям. А Михаил уже угасал — открылись раны. Я часто приходил в то дальнее село, где он жил. Как всегда, усаживался у его постели и начинал приставать с расспросами. И в тот раз у меня была масса вопросов:
— Миша! А за что ты получил свой первый орден?
— Было дело…, — неохотно произнес он.
— Ну расскажи пожалуйста, — ты же обещал, расскажи, — продолжал я ныть, по малолетству не понимая, что ему было не до рассказов.
— Да было дело… на Волховском было. Постепенно он разговорился.
— В 1942 году я закончил ускоренные курсы младших лейтенантов и был направлен в качестве офицера связи на передовую. Надо было передать приказ держаться до вечера. А там было пекло — атака за атакой. Роты батальона истекали кровью. И уже мало оставалось шансов дотянуть до вечера. Тогда в батальоне не знали, что они находятся на острие удара немцев. После очередной атаки к комбату подползли два связиста.
— Товарищ старший лейтенант, связь восстановлена, КП дивизии… И протянули ему телефонную трубку.
— С кем? Какая Москва?! — Не понимал комбат. — Какого черта! Новый позывной, что ли? Кто? — Он старался перекричать взрывы снарядов. — Нашли время шутить…
— Так, слушаю… кто? И комбат не боявшийся ни бога, ни черта вдруг побледнел.
— Так точно! Будет исполнено… Так точно… Растерянный старший лейтенант положил на колено трубку и энергично потер виски:
— Наваждение какое-то. Будто Сталин… Он обернулся к раненому комиссару, — Кажется, Сталин звонил, говорит: «Сынок, прошу, продержись до вечера»… В волнении комбат неосторожно приподнялся над бруствером и тут же неестественно качнулся и медленно стал сползать в траншею. Немцы пошли в атаку. И тогда поднялся раненый комиссар. Шатаясь он пошел навстречу врагу. Кровавая пена пузырилась на губах, он уже не кричал, а хрипел:
— Братцы! Сталин просил выстоять! В атаку! За мной!
Помню Михаил надолго замолчал, видимо вспоминал подробности…
— Понимаешь, — продолжал, — три десятка людей… и контратаковали. В том бою я был ранен. И орден вот этот, «Красная звезда», командир дивизии лично вручил в санбате. Самый дорогой мне орден. Самый памятный… Сталинский… Он с трудом напрягал свою память, делал длительные паузы, порой не заканчивал мысль. А на пороге комнаты стояла его мать — тетя Виолетта. Лицо ее было печальным, с глазами полными слез… Она неслышно подошла ко мне и наклонившись прошептала:
— Витя, сынок, не мучай его…
Я часто вспоминаю рассказ Михаила, когда вижу как фронтовики продают свои ордена и медали. Истощенные от голода, болезней фронтовики.
Однажды я поинтересовался у маленького сухонького старичка держащего орден Красной Звезды, сколько же стоит эта награда. И за что он получил орден?
Как я себя проклинал за это дурацкое любопытство. Старый солдат мгновенно преобразился:
— А тебя что за дело?! — Закричал он. — Интересно, да?! Отвечу: За раны! За Москву! За Берлин! Старик выкрикивал проклятия и ругательства в адрес властей. Люди уже толпились вокруг нас. Стало неловко, стыдно и я отступил в толпу, последними словами ругая себя за бестактность.
А Михаил умер в марте 1953 года, в одно время со Сталиным. Ему было двадцать восемь лет. Он не дожил до нашего русского, национального позора. Война свела с ним счеты.
Много лет спустя я нашел подтверждение рассказу умершего от ран лейтенанта. При неожиданных обстоятельствах у меня произошла встреча с генералом армии Штеменком, в то время он был Начальником Штаба Объединенных войск Варшавского Договора. Я вкратце рассказал генералу о случае со звонком от Сталина. «Могло это быть?» — спрашиваю его. «В критические моменты 1942 года Верховный звонил командирам частей на Западный, Калининский, Волховский фронты. Это то, что в моем присутствии» — ответил Штеменко. Один из примеров звонка Сталина на передовую я встретил у писателя Чаковского.
В.Ф. Седых