Еще первый русский царь Иван Грозный говорил: «Все, что ни случалось с нами плохого, все это происходило из-за германцев!» В кои времена сказал эти слова самодержец, а по прошествии веков они приобрели зловещую закономерность. Не раз агрессивные германцы навязывали русскому народу губительные войны.
Как Сталин не пытался предотвратить безумное кровопролитие дипломатическими методами, ему так и не удалось остановить германского маниакального психопата.
В отличие от Сталина, Адольф Гитлер не знал историю собственной страны. А если и знал, то не обратил внимание на слова основателя германской империи Бисмарка: «Тот, кто сует палец в берлогу русского медведя, — говорил он, — рискует остаться без головы».
Гитлер был суеверным человеком. Он считал, что 22 июня для него число счастливое. В этот день год назад капитулировала Франция.1 Фюрер был опьянен победой. Без сомнения, вперед на Восток!
Весь мир замер в тревоге. Удивительные слова для нас, сегодняшних, написал в те дни великий американский писатель Теодор Драйзер: «Нападение Гитлера на СССР было попыткой уничтожить свободу человечества, духовную и социальную справедливость, которой, кроме как в СССР, никогда не достигал ни один народ».
В те тревожные дни другой гений — английский писатель Бернард Шоу оставил для истории не менее впечатляющие слова: «Теперь, когда Сталин на нашей стороне, мы наверняка выиграем войну». Известно, что коалиция против Гитлера определилась с первых дней его вероломного нападения на СССР. И уже политики мира, лидеры крупных держав взирали на Сталина, как на своего спасителя. Это были умные люди. Они понимали, что никто, никогда, нигде не становился в одном лице и Политическим лидером, и Государственным деятелем, и Главнокомандующим. На это мог решится человек большого ума и могучей воли. Уверенность Сталина в победе над врагом передавалась его союзникам. Черчилль: «Я встаю утром и молюсь, чтобы Сталин был жив, здоров. Только Сталин может спасти мир!» В самые трудные дни они уже признали Сталина, как владыку мира.
Но не все политики разделяли этот оптимизм. «Прорицатели» предсказывали скорый крах Советского Союза. Американские военные эксперты рассчитывали, что советская страна продержится не больше трех месяцев, англичане — всего шесть недель. Скорая победа вермахта над многими странами давали для этих пророчеств серьезные основания: Польша была завоевана за 27 дней, Дания — за 24 часа, Норвегия — за 23 дня, Голландия — за 5, Бельгия — за 18, Франция — за 39, Югославия — за 12, Греция — за 21 день и Крит — за 11 дней.
Накануне посещения Москвы в первые дни войны англичане и американцы — Бивербрук, Гарриман и Гопкинс считали, что сопротивление СССР будет недолгим. Этот вывод основывался на заключении авторитетных военных экспертов. Каждого из них принимал Сталин. Они заходили к нему со своим мнением, а он принимал их радушно, держался уверенно. От него они выходили с его мнением. Послы возвращались в свои страны оптимистами, уверенными в победе советского народа над сильным и коварным врагом. В декабре 1941 года и Москву приехал министр иностранных дел Англии Антони Идсн. Он посетил один из участков фронта под Москвой, и по возвращении встретился со Сталиным. На Идена произвело огромное впечатление то, как держался руководитель Советском страны: спокойно, просто, непринужденно. Он убежденно говорил гостю, что русскому народу придется трудно в этой войне, но победа будет за СССР.
«~ Русские были два раза в Берлине, будут и в третий раз…» — уверенно заключил Сталин.
Эта фраза обойдет все страны мира и вселит надежду людей планеты в победу над фашизмом.
Но наши доморощенные былинщики из кожи лезут, чтобы показать Сталина в минуты опасности слабым, растерянным, неспособным твердо управлять событиями. Пономаренко П. К. — первый секретарь ЦК партии Белоруссии вспоминал, как в 7 утра 22 июня ему позвонил Сталин. Выслушал информацию о принимаемых мерах в связи с началом войны, он отнюдь голосом нерастеряного человека поставил ряд задач, достойных озвучения сразу — же, на всю страну.
Уже 22 июня он проводит десятки мероприятий, у него были сотни посетителей… В те первые дни войны он принимает летчиков Водопьянова, Преображенского и других. Они обсуждают как лучше нанести бомбардировочный удар по Берлину.
Он не боялся опасности и шел ей навстречу с удвоенным мужеством. Он отвергал страх и мыслил категориями успеха — спокойно, но твердо ставил задачи перед правительством: «Надо поручить эвакуировать население и предприятия на Восток. Ничего не должно доставаться врагу. Надо поручить организовать эвакуацию населения». И его указания четко выполнялись.
На второй день войны, Сталин вызвал к себе наркома танковой промышленности Малышева — здесь же было принято решение о создании танковой базы по производству боевых машин. С первых дней были переброшены в Челябинск Ленинградский и Харьковский танковые заводы. Объединившись с Челябинским тракторным заводом образовалось огромное предприятие, названное «Танкоград». В больших количествах здесь будут выпускаться знаменитые танки Т-34. Уже 2 июля было принято решение Совета Обороны об эвакуации моего родного металлургического завода им. Ильича в г. Мариуполе на Урал. Он выпускал броневые листы. Невероятно, но многие предприятия тяжелой промышленности уже через месяц, другой начинали давать продукцию фронту. Авиазавод им. Чкалова был перебазирован из Москвы в Ташкент и через сорок дней выпустил первый самолет. В мирное время на строительство таких заводов уходило два, три и более лет.
До конца 1941 года на Восток будет демонтировано, перевезено и установлено 2593 промышленных предприятий, в том числе 1360 оборонных.
Немцы активно наступали. Красная Армия с потерями откатывалась на Восток. А Сталин был спокоен. Он был уверен в советском народе, в созданной им экономике, способной мгновенно развернуть военное производство. К удивлению всего мира, экономика СССР в условиях войны мобилизовалась по основному производству за три месяца! А в целом мобилизовалась за семь месяцев. А США без войны разворачивались 36 месяцев, Великобритания — 22 месяца, в том числе 9 месяцев без прямого воздействия войны.
Управляющий делами СНК Я. Е. Чадаев много лет ежедневно встречался с вождем, вспоминал: «Сталин обладал очень сложной и своеобразной чертой характера. Ее приходилось редко видеть у других лиц. Иногда при хороших делах, при удачном развитии событий его настроение было прямо противоположно происходящему: он был замкнут, суров, резок, требователен. А когда на горизонте сгущались тучки, когда события оборачивались неприятностями, — он был настроен оптимистически. Именно такое настроение у Сталина было в первый период войны, когда наша армия отступала, один за другим переходили в руки врага города, а Сталин был выдержан, невозмутим, проявляя большую терпимость, как будто события развиваются спокойно и безоблачно. Чем это можно объяснить? Очевидно тем, что если бы Сталин стал демонстрировать пессимизм или какое-то уныние, то это удручающе подействовало бы на других, внесло бы растерянность.
Его сила была в положительном влиянии на окружающих, в безусловном доверии, которое он вселял, в твердости его характера. Он проявлял непререкаемую волю в делах, заставлял людей верить в свой талант, мудрость, силу, вселяя в них энтузиазм и пафос борьбы.
Кто имел счастье работать в непосредственной близости к Сталину, видел, что он смело брал на себя ответственность за принятие тех или иных решений, за действия на фронте и в тылу.
Внешне он был спокойный, уравновешенный человек, неторопливый в движении, медленный в словах и действиях. Но внутри вся его натура кипела, бурлила, клокотала. Он стойко, мужественно переносил неудачи и с новой энергией, с беззаветным мужеством работал на своем трудном и ответственном посту.
Сколько бессонных ночей, сколько часов сверх напряженной работы должен был потратить этот человек, чтобы через какие-небудь шесть месяцев после победоносного наступления врага остановить его и погнать назад».
А что же на фронте? Генштаб под руководством Г. К. Жукова в течении суток дал в войска три совершенно противоположных директивы. Командиры разводили руками — стрелять, не стрелять? А последняя директива и вовсе свидетельствовала о незнании реальной ситуации о положении противника и положении своих войск. Немцы в первый день войны уже углубились на 50-70 километров, красные войска бегут, а Генштаб отдает приказ: «перейти в наступление и отбросить врага за границу». Это — полная потеря управления войсками в первые же часы войны. Трудно сказать, о чем думал в тот день Георгий Константинович, возможно о том, как на Всесоюзном армейском совещании 11 марта 1941 года, с участием членов Политбюро и Правительства он настойчиво внушал Сталину, что немцы если и нападут, то обязательно нанесут удар на Юго-Востоке, с целью захвата Украины. На этом месте остановимся.
Когда арестовали Тухачевского, в тюрьме он засел за мемуары (было хорошее настроение?)
«Естественно, — писал Михаил Николаевич — что самой вожделенной для него (Гитлера — В.С.) территорией является Украина. Именно сюда ударят основные силы фашистов. А белорусский театр военных действий только в том случае получает для Германии решающее значение, если Гитлер поставит перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву. Однако я считаю такую задачу совершенно фантастической».
Товарищ Сталин еще доверял многим, ну а победителю самураев… Сталин не послушал мудрого генштабиста Шапошникова, утверждавшего, что Гитлер, в случае войны, нанесет удар в направлении Белоруссии. Он поверил Жукову. А господин фюрер возьми да и врежь между глаз, то бишь, прямехонько через Белоруссию на Москву. Путь-то — короче.
Прошли сутки войны, а с западных границ никакой четкой информации не поступает. Сталина соединяют с командующим Западным фронтом генералом армии Павловым. Командующий был растерян и ничего вразумительного не мог доложить. После разговора с Павловым, Сталин собрал Политбюро и военных. Он сообщил содержание разговора с командующим Западным фронтом, помолчал, раскурил потухшую трубку и обвел присутствующих острым взглядом: «Павлов говорит — опоздала директива… Почему опоздала? А если бы мы вообще не дали директиву? Разве без директивы армия не должна находиться в полной готовности? Разве я должен приказывать моим часам, чтобы они шли?» Была — ли логика в рассуждениях Сталина? Безусловно! Действительно, причем здесь Директива, если Павлов расположил три дивизии, в т. ч. танковую, в пределах досягаемости немецкой артиллерии и даже пулеметного огня. Они были уничтожены в первые часы войны. И здесь Сталин виновен? Павлов сразу оголил фронт в 50 километров. Гудериан втянул сюда танки и сразу окружил наши войска под Минском.
В первый же день войны на аэродромах Западного и Северо-Западного фронтов будет уничтожено более 1200 самолетов. И никакого прикрытия. Что это, халатность? Или сделано умышленно? Немцы знали о количественном превосходстве советской авиации и рассчитывали его ликвидировать, нанеся бомбовые удары по аэродромам. Они знали, что их летчики намного превосходят в летном мастерстве русских, и надеялись таким образом обеспечить себе превосходство в воздухе.
Командующий ВВС генерал Рычагов палец о палец не ударил по прикрытию аэродромов Северо-Западного фронта, где базировалось огромное число самолетов новых типов. И впервые часы войны все они были уничтожены. Здесь мы даем ответ на вопрос: за что будет расстрелян Рычагов. Такое же положение было на аэродромах Западного округа — здесь сгорело более шестисот самолетов. Генерал Кобец не стал ждать кары — он осознанно пошел на смерть в неравном бою. Как и обещал Мерецкову. И остался в памяти народной героем Испании и Отечественной войны. Этого не скажешь о Павлове, Рычагове, Смушкевиче и других. А Павлов после разговора со Сталиным выехал в войска, но нигде не мог навести порядок — части отступали, чаще панически бежали на восток. Восточнее Слуцка 27 июня он попытался организовать оборону, но сил не было. Пришлось бросить в бой последний резерв — свой взвод охраны… Все! Воевать нечем. Как в таких случаях поступает военачальник, чтобы избежать позора? Правильно!
Взять пистолет и … нажать курок. «Мертвые сраму не имут». И свое имя оградил бы от презрения и имя своей семьи. А как поступил генерал Павлов? Махнув рукой, он сел в броневик и укатил в штаб фронта. Когда Сталину позже принесли проект приговора военной коллегии по делу Павлова, Климовских, Коробкова, Клыча и других, он вычеркивает слова обвинения — «антисоветский заговор». «Не городите чепухи!» — скажет он военным юристам, и допишет: «бездействие», «нераспорядительность», «развал управления войсками». И это было справедливо. Оказывается, из группы арестованных генералов не все были расстреляны. Командующий артиллерией Западного округа генерал-лейтенант Клыч Н. А. был приговорен к расстрелу, но приговор был отменен и он был сослан на Колыму. Был ли виновен генерал Клыч? Виновен, еще и как! В первый же день войны практически весь артиллерийский парк был уничтожен врагом с воздуха. А это десятки тысяч орудий и минометов. Цели — то были открыты. За потерю винтовки солдата отдавали под трибунал, а здесь? А нас пытаются убедить: Павлов — жертва тирана, Климовских, Клыч, Григорьев и другие — козлы отпущения. Кстати, все осужденные генералы отвергли предъявленное стандартное обвинение в заговоре. Сталин тоже сказал, что это «чепуха». Но генералы, все как один признали, что допустили преступную служебную халатность, что нанесло огромный урон боевой мощи Красной Армии.
К счастью, не везде вот так, бросив позиции, отступали наши войска. Командир 41-й стрелковой дивизии под городом Рава-Русская накануне приказал занять боевые позиции, раздал боевые комплекты и встретил врага, что называется, во всеоружии. Немцы были уже на Днепре, а 41-я дивизия не отошла ни на метр. Немецкий историк генерал Типпельскирх писал: «Убедительным было упорство противника… Это был противник со стальной волей… Здесь не могло быть и речи о том, чтобы быстрыми ударами «разрушить карточный домик».
С 21 июня 1941 года и включительно до 29 июня Сталин работал не выходя из кабинета. Спал ли он в эти дни? Никто нс знает. Короткие перерывы, видимо, и были его отдыхом. 29 и 30 июня Сталин находился на своей даче в Кунцево. Чем занимался он эти два дня? Пока тоже никто не может сказать. Но Артем Сергеев — его приемный сын, рассказывал мне, что «эти два дня он болел. Об этом его ближайшее окружение было осведомлено, но Иосиф Виссарионович не хотел, чтобы другие знали о его недомогании. Он очень обессилел недельным сверхнапряжением сил».
Микоян писал, что 29 июня Сталин, Молотов, Маленков, Берия и он, Микоян, посетили Генштаб, чтобы на месте разобраться в положении дел. Именно в этот день наши войска оставили Минск. И Сталин посетил Наркомат обороны в первый и последний раз. «Около получаса поговорили довольно спокойно, — вспоминал Микоян, — потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник Генштаба, который так растерялся , что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Раз нет связи, Генштаб бессилен руководить. Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал за состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек не выдержал, разрыдался, как баба и быстро вышел в другую комнату, Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного, но все еще с влажными глазами Жукова».
Посещение Сталиным Генштаба известно. Но была ли сцена с плачущим «как баба» Жуковым? Микоян показывает Жукова и Сталина потерявшими способность управлять событиями, зато себя он выставляет этаким невозмутимым Наполеоном. В кабинете Тимошенко было много военных. Впоследствии в мемуарах, в беседах историков с ними этот факт не нашел подтверждения. Многие военные были очень недовольны Жуковым и такой эпизод они с удовольствием бы посмаковали. Ничего об этом не сообщал и Молотов. После смерти вождя немало было желающих присвоить себе сталинские черты. Известно, что Сталин выработал у себя завидное поведение: сдержанность, такт, и в целом культуру общения с военными. Скорее всего аристократические черты он впитал, общаясь много лет с начальником Генерального штаба Б.М. Шапошниковым — бывшим офицером царской армии.
На самом деле все было наоборот. Когда немцы подступили к Москве, тот же Микоян рысью бежал аж до самого Куйбышева. И только Сталин и Жуков остались защищать Москву.
После образования Ставки Верховного Главнокомандования Сталин в первую очередь распорядился о создании особого резерва, сыгравшего позже исключительную роль в обороне, а потом и в разгроме врага. Создавались дивизии, корпуса, армии, в том числе танковые, артиллерийские, авиационные.
Но Красная Армия отступала. Короткие диалоги с командующими фронтами свидетельствуют, что Сталин с первых дней войны мыслил категориями полководца.
«— То, что вы вводите из резервов в бой две-три дивизии, — упрекает он маршала Тимошенко, — не дает положительных результатов. Не пора ли отказаться от этой практики и начать создавать кулак по семь-восемь дивизий с кавалерией на флангах и диктовать свою волю противнику?»
Сталин высказал маршалу свое видение механизма создания таких армейских групп с тем, чтобы концентрированным ударом на Смоленск разгромить противника и отогнать его за Оршу. Эта тактика полностью оправдала себя на протяжении всей войны.
3 июля прозвучала его знаменитая речь: трагичная, реалистичная и полная оптимизма в своем финале:
«Братья и сестры!.. К вам обращаюсь я, друзья мои!.. Дело идет о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союз свободными или впасть в порабощение…» Далее Сталин пророчески заявил: «В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки, в том числе в лице германского народа, порабощенного гитлеровскими заправилами. Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы. Это будет единственный фронт народов, стоящих за свободу против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера… Враг будет разбит! Победа будет за нами!»
Как известно, речь Сталина 3 июля 1941 года была воспринята с волнением и православными, и мусульманами, и иудеями. На русский народ в лице Сталина, мир смотрел с надеждой, с верой, что СССР грудью станет против фашизма. Мир молился за победу над супостатом. Но наш современник Эдвард Родзинский в своей книге «Сталин» совсем по иному реагирует на эту речь — со злобной иронией, пытается и здесь умалить значение Сталина, дескать здесь больше было церковных фраз — «сказывалось духовное! образование вождя».
После этого выступления Сталин якобы имел секретный разговор с Молотовым, — утверждает бывший сотрудник МИДА Бережков. Трудно сказать, на кого был рассчитан этот эпизод, приведенный Бережковым в книге «Рядом со Сталиным». Сверхсекретный разговор с Молотовым в присутствии человека, который исполнял технические обязанности, и всего два, три раза был на глазах у Сталина? Все это никак не вяжется с характером сверхподозрительного Сталина. Здесь всякие опровержения излишни. Но тем не менее приводим выдержку из книги злостного фантазера.
«Как бы, Вячеслав, нам не пришлось пополнить список правительств в изгнании, — произнес Сталин глухим голосом.
— Если германцы продвинутся за Урал, это может случится … Нам, конечно, не следует повторять путь в Лондон, где и без того, больше дюжины правительств в изгнании… Но вот Индия могла бы быть подходящим местом…»
Бережков, далее как бы подстраховывается от упреков за свое вранье: «В дальнейшем я никогда ни от кого не слышал об этом невероятном плане». Правильно! Этот бред мог прийти Бережкову под старость в далекой Америке, где оказывается еще до войны жили его близкие. Опубликован еще один «сон». Якобы, Сталин с Молотовым в июле 1941 года вызвали к себе болгарского посла Ивана Стаменова и вели речь о капитуляции Советского Союза — они просили передать Гитлеру, что отдают ему Прибалтику, Молдавию, часть других территорий … А болгарин пытается их образумить: — «Что вы, ребята, побойтесь бога! Никогда Гитлер не победит русских!» И усовестились ребята — Сталин с Молотовым. И эти глупые байки распространял никто иной как Д. Волкогонов.
Тем временем страна поднималась на священный бой. В первые же дни войны в военкоматы обратилось более 20 миллионов советских людей! Они в прямом смысле требовали отправить их на фронт. А фронтовики по разному рассказывали о первых днях войны. Из всех тех драматических воспоминаний мне особенно запомнился рассказ командира танковой бригады 5-й гвардейской танковой армии полковника Е. А. Бейзерова, из Донбасса: «Мы отъезжали на фронт в первый день. На вокзале, при огромном скоплении народа, вдруг зазвучала как набат песня «Вставай, страна огромная!» Я прожил большую жизнь, но по силе патриотического духа, я не помню такой другой песни. Ей нет равных! Величайшая песня! Услышав ее, мы были потрясены. Всю войну эта песня придавала нам решимость драться на смерть и победить!»
Полковник прав, этот призыв: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» и сегодня тревожит души, зовет защищать поруганную землю. Нет, не могли рабы написать слова и музыку к песне «Священная война». Ее создание могло исходить только от свободных людей. Если «Марсельеза» и «Карманьола» сметали королей и императоров, то песня «Священная война» разгромила фашизм.
1 Геббельс запретил публиковать, что Наполеон выбрал для начала вторжения в Россию 23 июня 1812 года, что одна треть французской армии состояла из немцев.
В.Ф. Седых
