Соратники Тухачевского

За рубежом на каждом шагу бросались в глаза публика­ции о том, что Англия и СССР не скрывали, что с той и другой стороны работали разведчики и они объективно информиро­вали свои правительства о положении дел в стране их пребы­вания. Естественно, Черчилль был хорошо информирован о подспудных делах в СССР. В Париже он сделал официальное заявление, в котором сообщил, что троцкисты в СССР финан­сируются германскими фашистами.

В. Штрик в книге «Против Сталина РОА и Гитлер» пишет, что бывший атташе военно-воздушных сил Германии в Мос­кве хорошо знал окружение Сталина, и считал, что там есть люди, которых можно несомненно привлечь на свою сторону «при развороте дела». И эти силы, — считал генерал, — могли сбросить Сталина, если бы Гитлер повел иную, не захватни­ческую политику… Далее В. Штрик заявляет, что предатель Власов сообщал немцам, что знает нескольких крупных гене­ралов, настроенных резко антисталински. И это в 1942 году!?

Кто же они, соратники красного Бонапарта? Вот фраг­менты из биографии некоторых из них.

Нижеизложенный факт был опубликован еще в тридца­тые годы, но по истечении времени изрядно претерпел смысл. Теперь же вернемся к его реальному содержанию, воссозда­дим таким, каким он был в 1927 году.

Роберт Петрович Эйдеман являлся начальником Военной Академии им. Фрунзе. Тогда он имел звание комкора, награж­ден тремя орденами Боевого Красного Знамени. Был предан­ным соратником Троцкого. В десятую годовщину Октябрь­ской революции ему позвонили из соответствующих органов и попросили выделить трех хорошо подготовленных слушате­лей академии для охраны трибуны Мавзолея. До этого праз­дника, охранные меры принимались постольку — поскольку. Для выполнения задачи комкор Эйдеман направил трех слу­шателей во главе с Яковом Охотниковым — участником граж­данской войны. Прибыв к Мавзолею, курсанты вдруг потре­бовали, чтобы их пропустили на трибуну, однако на их пути стали чекисты. Но дюжий Охотников и его дружки сбили с ног охрану и ворвались на трибуну. Там им вновь преградили дорогу. Охотникову удалось вырваться из рук охраны, и он в два прыжка достиг того места, где стоял Сталин. Недолго раз­мышляя, Яшка нанес вождю сильный удар кулаком в затылок. Удивительно, но Сталин простил Охотникову. Известно, что до академии Яков Охотников был очень близким человеком Якира — состоял при нем адъютантом. Казалось бы, Эйдеман и Тухачевский должны сурово наказать преступников, но увы… это дело замяли. На процессе, в 1938 году, запомнившийся многим этот эпизод не вошел в материалы дела.

Передо мной фотоснимок 1933 года, где после показатель­ного затяжного прыжка на первой парашютной массовке в Ту­шино Роберт Петрович Эйдеман беседует с пилотом Я. Мошковским. Снимок как снимок, только вызывает закономерное удивление: Эйдеман имел звание «комкор», то есть три ромба в петлицах, но на фотоснимке у него красуются все четыре, командарм второго ранга. И не стоит удивляться, что Яшка Охотников врезал оплеуху товарищу Сталину — такие как он, Примаков, Эйдеман, Шмидт и другие крупные и мелкие во­еначальники имели партизанскую психологию и легко были втянуты в заговор.

А вот как представляет причины устранения героя граж­данской войны Виталия Примакова Резун — автор «Очище­ния». «В 1935 году, — пишет он, — комкор Примаков назначен на должность зам. командующего Ленинградским военным округом. Отношение к себе считал несправедливым. В знак протеста носил не три присвоенных ему ромба, а четыре — знаки различия командарма 2 ранга. С четырьмя ромбами демонстративно появлялся перед Сталиным. Представим си­туацию: некий генерал-полковник, смастерил маршальскую звезду, отшлифовал до сверкания, повесил на шею и в таком виде появился перед высшим руководством страны, демонс­трируя неудовлетворенность своим положением. Или пред­ставим, что полковник пришил себе на штаны генеральские лампасы и явился к вышестоящему командиру: меня обидели, я заслужил большего. Именно так действовал комкор Прима­ков. Товарищ Сталин к этим выходкам относился снисходи­тельно. Даже не журил: чем бы дитя не тешилось».

Вне сомнения, Резуну прекрасно известно, за что Прима­ков и ряд старших и высших офицеров были расстреляны, но он показал только макушку айсберга. Едва ли товарищ Ста­лин остался равнодушен и не обратил внимание на лишний «ромб» в петлице Примакова — не таков был вождь народов. Может быть Примаков соперник Сталину? Но у него после Троцкого соперников не было. Примаков в конкуренты не го­дился. Нет, причина в другом: на арену выступили мощные хорошо организованные противостоящие силы. Из материа­лов Госархива СССР известно, что Примаков был активным «штыком» в военном заговоре: он завербовал до 110 старших и высших офицеров. А вот еще один заговорщик — комбриг Шмидт. В черной черкеске с наборным серебреным поясом, в папахе набекрень комбриг Шмидт подходит к Сталину. Внача­ле защищая Троцкого, он осыпал генсека отборными солдат­скими ругательствами. Потом схватился за шашку, имитируя ее выхватывание, пригрозил: «Смотри, Коба, уши отрежу!» В мирное время Сталину угрожает командир бригады, а что будет в военное? Что будет в обстановке кризиса и паники? Некоторые исследователи считают, что это анекдот, но ниче­го анекдотичного здесь нет. Сын еврейского раввина комдив Дмитрий Шмидт, арестованный в июле 1936 года, был одним из первых, кто дал показания на других военных. И ни какой местью Сталина здесь и не пахнет — Шмидт ещё в 20-е годы заботами Троцкого, Ягоды стал играть активную роль в за­говоре военных. На этот раз Резун был прав: «И встречают­ся еще люди, которым жаль Тухачевского, Якира, Примакова и прочих врагов народа. Есть еще люди, которым жаль, что Сталин остановил террор, наказал палачей, не позволив им и дальше лить народную кровь… Сталин действительно очищал высшие эшелоны власти от опьяненных кровью безумцев».

Еще один соратник Тухачевского — командующий Мос­ковским военным округом Август Корк. В предстоящем воен­ном перевороте на него были большие надежды. Острый взгляд Сталина сразу обратил внимание на эту фигуру. В 1936 году он вызвал к себе Корка и начальника штаба Московского воен­ного округа Мерецкова. Речь шла о проведении парада войск в честь годовщины Октября. Для военных и населения Моск­вы это было огромным событием. Учитывая, что на Красную площадь должны впервые выйти новые танки отечественного производства, он подробно интересовался подготовкой к па­раду. Он задал Корку добрую сотню вопросов, но ни на один не получил вразумительного ответа. Все, о чем информировал Корк, в корне расходилось с данными, которыми располагал Сталин. Во всем была путаница. Выручил начальник штаба округа Мерецков, он доложил коротко и ясно. Не надо иметь сталинскую голову, чтобы не задать себе вопрос: начнись вой­на и на что годен этот Корк?

Но самым «надежным», как казалось Тухачевскому, был комкор Фельдман. Когда-то заместитель наркома рекомендо­вал его начальником управления кадров наркомата обороны — отличная должность для подбора людей в оппозицию. Че­рез Фельдмана Тухачевский знал, кто чего стоит, знал про­шлое подчиненных, привлекал бывших царских офицеров к подрывной деятельности. Многих втянутых в заговор можно понять: начальник Управления кадров Красной Армии Фельдман, первый заместитель наркома Тухачевский прямо при­зывают стать в их ряды. И попробуй откажись — в бараний рог скрутят. Когда знакомишься с материалами тех событий, удивляешься масштабу военного заговора. А с другой сторо­ны, ничего удивительного нет: военная оппозиция в Красной Армии формировалась, воспитывалась Троцким с 1918 года, почти двадцать лет.

Иероним Уборевич, командарм 1-го ранга (генерал ар­мии). Все военные историки сходятся во мнении: не чета бари­ну Тухачевскому, он умён, образован, в прямом смысле слова профессионал.

Хорошо о нем отзывался Жуков: «Уборевич больше за­нимался вопросами оперативного искусства и тактикой. Он был большим знатоком и того и другого и непревзойденным воспитателем войск. В этом смысле он, на мой взгляд, был на три головы выше Тухачевского, которому была свойственна не­которая барственность, небрежение к черновой повседневной работе. В этом сказывалось его происхождение и воспитание». Примерно так же об Уборевиче высказывался Конев И. С., кото­рый с ним долго служил. В беседе с К. Симоновым он отмечал, что самым крупным военным деятелем из числа всех расстре­лянных был Уборевич и оценивал он его чрезвычайно высоко, особенно его участие и опыт в период гражданской войны. Он отдавал Уборевичу должное как командующему округом, как человеку, прекрасно знавшему войска, пристально и умело за­нимавшемуся боевой подготовкой, умевшему смотреть вперед и воспитывать кадры. По мнению И.С. Конева, Уборевич был человеком с незаурядным военным дарованием.

Всё это правильно, но трудно удержаться от вопроса: а что, Конев и Жуков не знали, что их прямой начальник — ко­мандарм 1-го ранга Уборевич был главным инициатором мас­совых репрессий среди военспецов? И задолго до 1937 года? Безусловно, комдивы Конев и Жуков могли и не знать, что в 1931 году германский посол в Москве фон Диркин сообщал своему правительству о приёме его Ворошиловым, о том, что Тухачевский хоть и высказывал мысли в пользу германской ориентации, но делал это не так открыто, как Уборевич — этот далеко переплюнул поручика. Он надёжно и безбоязненно рас­ширил свои связи с Германским Генштабом. Начальник Генш­таба рейхсвера генерал фон Хаммерштейн — Экворд скажет о начальнике вооружения Красной Армии Уборевиче: «Особо благоволит к немцам…»

В Германии прекрасно знали, что с легкой руки замес­тителя Председателя Военного Совета СССР Уборевича нача­лись массовые репрессии командного состава Красной Армии — арестовывали бывших белых офицеров, в первую очередь гвардейских, казачьих офицеров. Многих из них Генрих Ягода тут же пустил в «распыл». В то же время ефрейтор Адольф Гитлер по всему миру собирал германских офицеров, имею­щих опыт Первой мировой войны, создавал мощный верхмахт. В сорок первом победным маршем они дошли до самой Москвы.

Сталин освободил Уборевича от должности заместителя Председателя Военного Совета и назначил его командующим Белорусским военным округом. Пустил козла в огород. На его место был назначен лейб-гвардеец Тухачевский. Наследник Уборевича тут же пустил кровь 3-м тысячам русских офице­ров (Операция «Весна»). Здесь прямая вина Сталина, вовре­мя не разглядевшего в Тухачевском человека, ненавидевшего и презиравшего русский народ. Правда, вождь спохватился, приказал разобраться и выпустить из Гулага всех невинных военспецов. Однако Ягода и Ежов успели уничтожить тыся­чи преданных Красной Армии командиров. Сталин поручил Ворошилову извиниться перед освобождёнными из тюрем, выдать им по тройному окладу, по два комплекта комсоставского обмундирования и отправить офицеров на курорты. Но это будет позже.

Как вспоминал К. Мерецков, в июне 1937 года в Кремле состоялось совещание с участием Сталина. Всем присутству­ющим были розданы материалы следствия. После ознакомле­ния Сталин предложил каждому откровенно высказать свое мнение по данному вопросу. Мерецков в своем выступлении хорошо отозвался об Уборевиче, что он ничего плохого за ним не замечал и верит ему, на что Сталин сказал: «Мы тоже вери­ли им, а вас я понял правильно».

Блюхер, по мнению И. С. Конева, был к тридцать седьмо­му году человеком с прошлым, но без будущего, человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушел от гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны Ворошилов, Бу­денный и некоторые другие бывшие конармейцы, жившие не современными, а прошлыми взглядами. Представить себе, что Блюхер справился бы в современной войне с фронтом, не­возможно. Видимо, он с этим справился бы не лучше Воро­шилова или Буденного. Во всяком случае, такую небольшую операцию, как Хасанские события, Блюхер провалил с позо­ром. Показал себя в том конфликте нерешительным и даже растерявшимся военачальником. Он руководил войсками с Хабаровска, не использовал преимущества авиации в борьбе с японцами. Тогда немало было жертв с нашей стороны, и это на совести Блюхера. А кроме того, последнее время он вообще был в тяжелом моральном состоянии, сильно пил, опустился. Это мнение Конева.

Якир, по мнению Конева, человек умный, со способнос­тями, но без настоящей военной школы, без настоящего во­енного образования, человек, не лишенный блеска, но не об­ладавший сколько-нибудь основательным военным опытом для руководства операциями крупного масштаба. Его Конев с трудом представляет в роли, скажем, командующего фронтом в Великой Отечественной войне.

Егорова он считал человеком средних способностей, образованным, знающим, выдержанным, но не блиставшим сколько-нибудь заметными военными дарованиями. Дыбенко и Белова он относит к категории людей, таких как Ворошилов и Буденный. Таково было окружение главного заговорщика — маршала Тухачевского.

В.Ф. Седых